Вот такая простейшая, отработанная на тысячах государственных объектов схема.
Вот чего ты можешь добиться предложенным тобой официальным расследованием.
— Хорошо. Что предлагаете вы?
— Дело предлагаю. Которое в отличие от уголовного расследования приведет к желаемому результату. К быстрому результату.
Я предлагаю работать с ними их методами. Которые на сегодняшний день единственно действенные.
— Силой силу ломать?
— Верно. Силой — силу! Используя тактику боя стрелковым подразделением. Которую любой курсант знает.
— Выбивать командиров?
— Опять верно. Брать на мушку командиров, чтобы деморализовать личный состав атакующего подразделения.
— По-настоящему брать на мушку? Или…
— По-настоящему.
— Но это преступление.
— Ты же на боевые ходил. И тоже не в белых перчатках.
— То боевые. Там свои законы. Здесь — свои. Уголовные.
— Боишься?
— Испытываю вполне понятные опасения. Ведь, как я понимаю, дело идет не об оказывающем сопротивление противнике? Идет о высокопоставленных гражданских чиновниках и бизнесменах. Ликвидация которых чревата серьезным уголовным расследованием…
— Я не предлагаю тебе заниматься уголовщиной. Я предлагаю тебе спланировать операцию, найти исполнителей и координировать их работу.
— Можно вопрос?
— Задавай.
— Почему этим делом должен заниматься я? Именно я?
— Хотя бы потому, что ты это дело начал. По своей личной инициативе. Раз ты его начал, значит, тебе его и завершать. Ты дольше других сидишь в теме. Лучше других в ней ориентируешься. Зачем допускать к известной тебе информации кого-то еще? Это неразумно. Опасно. И противоречит нашим принципам. И есть еще одна причина. Касающаяся тебя лично.
— Меня?
— Тебя! С недавних пор у тебя появились враги. В городе, куда ты ездил в командировку. И что-то там с ними не поделил.
— Откуда известно?
— Из источников, близких к МВД. В министерство пришел запрос об уточнении полномочий группы откомандированных в горотдел милиции работников Военной прокуратуры. Под тебя копают. Активно копают. И докопают. Если их не остановить.
— Что мне надлежит делать?
— Готовить сценарии акций. Искать не имеющих отношения к военной разведке исполнителей. Мне кажется, одного я вам могу подсказать.
— Кто он?
— Полковник. Полковник в отставке Зубанов.
— Зубанов?
— Да. Он спец. Знает местные условия. Знает назначенные к ликвидации объекты. Имеет с ними личные счеты, что облегчает вербовку. И, что немаловажно, обязан тебе. Жизнью обязан. Потому что ты вытащил его у черта из пасти. Он идеальный кандидат.
— Он может не согласиться.
— Согласится. Ему деваться некуда. От нас деваться некуда. И вообще некуда. Он один. Ему к какой-нибудь силе прибиваться надо, чтобы выжить.
— Может не подействовать.
— Не подействует — припугни. Например, следствием по делу об убийстве двух заключенных. И возможностью выдачи его МВД. Объясни, что между тюрьмой и нами ему лучше выбрать нас. Хотя бы потому, что за тех, кого он убил, меньше вышки в зоне не дают. Даже если суд проявил снисходительность. Еще вопросы есть?
— Нет.
— Тогда иди. Подготовь свои соображения по предложенной операции. И доложи мне… Завтра доложи. До девятнадцати вечера…
Пациент лежал на казенной, с инвентарным номером, металлической кровати. На слежавшемся, в бурых пятнах матрасе. Застеленном серым постельным бельем, проштампованным синими квадратами печатей ХОЗУ.
Пациент лежал, растянутый гирями, и смотрел сквозь металлическую решетку спинки на противоположную, совершенно пустую стену.
Интересно, зачем он здесь?
А не там? Где был. И, по идее, должен был остаться. Навсегда.
Почему он лежит здесь, на простынях ХОЗУ в/ч 21175?
Что это за в/ч 21175?
Госпиталь? Судя по всему, госпиталь. Судя по казенной обстановке и штампам на простыне. Но не госпиталь, если вспомнить питание и обхождение обслуживающего персонала. Если вспомнить о еде и обхождении, это дом отдыха высшего класса. В который он не покупал путевку.
А раз не покупал путевку и не попадал сюда добровольно, то, вполне возможно, это не госпиталь и не дом отдыха, а…
Пациент нажал кнопку вызова медсестры.
— Вам что-то требуется? — через минуту спросила она.
— Позвонить. Домой.
— Это невозможно.
— Почему?
— У нас телефоны не работают.
— А вы протяните провод с нижнего этажа.
— Там тоже не работают. Все не работают. Говорят, какая-то авария.
— Странно. А я слышал звонок.
— Вам показалось.
— Может быть. Тогда я попрошу у вас ручку, бумагу и конверт.
— Зачем?
— Письмо написать.
— Вы не можете. У вас рука сломана.
— Зато у вас не сломана. Я вам продиктую.
— Хорошо. Я разнесу лекарства и приду. Через полчаса.
Через полчаса сестра не пришла.
Пациент снова нажал кнопку вызова. Через мгновенье пришла медсестра. Не та медсестра. Другая.
— Что вы хотите?
— Написать письмо. Так как знаю, что у вас телефоны сломаны.
— У нас?.. Ах, ну да. Сломаны.
— Ну вот. Остается писать письма.
— Но…
— Я знаю, что не могу, потому что у меня сломана рука, но я буду вам диктовать, а вы — писать. Согласны?
— Ну да Конечно! — согласилась медсестра. — Только через час. Когда я освобожусь.
— Нет, сейчас!
— Обязательно сейчас?
— Обязательно! Потому что я не могу позвонить, а мне надо срочно сообщить о случившемся жене и родственникам.